Иногда даже вполне адекватные граждане спрашивают меня: вот ты так НАТО ненавидишь, прямо до белых глаз, как будто у тебя с ними личные счеты!
А у вас — кто постарше и у кого родители детьми застали Великую Отечественную — нет ли с ними личных счетов тоже?! Не смотрят ли ваши старенькие родственники новости, приложив морщинистые руки ко рту, не текут ли у них беззвучные слезы? Не утирают ли украдкой платочками из рукавов выцветшие глаза? Те, кто застали войну уже в сознательном возрасте. Не шепчут ли они беззвучно одними губами, рассматривая подслеповато танки с крестами на территории бывшего СССР — «Господи, да что же это такое?!»
У моих родителей их мамы не видели детей, почитай, четыре года — одна бабушка жила на оборонном заводе, спали в цехах прямо на полу между станками, вот в прямом смысле — один упал от усталости, другой встал на его место, другая служила в летной части под Москвой. Мама с двумя братьями собирали по помойкам картофельные очистки (у них была одна рабочая карточка на 3 детей и старенькую бабушку, остальные четыре иждивенческие), отмывали, смешивали со жмыхом и делали оладьи. Папа в свои 9 лет ходил в лес, рубил дрова, привозил на саночках и растапливал печь. Суп из крапивы, замерзшие чернила в чернильнице и отмороженные пальцы ног — если вьюга и до леса не доползти.
Отец мужа вообще был угнан в Германию из деревни в Орловской области, бежал из вагона, немцы прошили ногу очередью из автомата — может в свои 90 всем желающим следы от пуль показать.
Когда я первый раз повезла маму в Египет, однажды за завтраком на шведском столе во вполне роскошном отеле, она, украдкой сметя крошки ладонью со стола от, не побоюсь этого слова, нарядного круассана подняла на меня глаза, и, вдруг сильно смутившись, спросила: «Тебе за меня очень стыдно? Больше не буду, привычка с войны».
Нет, мамочка, мне не стыдно, ты о чем?! Мне больно так, что аж кишки выворачивает. Тыщу лет прошло, а вы всё подбираете со стола ладошками всё до последней крошки. Мне дико смотреть как вы беззвучно плачете и шепчете «да что ж это такое, а?!»
Я готова порвать их на куски, порезать на лоскуты и вырвать им кадыки голыми руками. Нет, не хохлам — они шестёрки и инструмент. А тем, чьё старичье, например, в Мюнхене, вставив себе в жопу, зачеркнуто, на шляпу павлинье перо, надев замшевые штаны и взяв под руку свою старую в седых букольках перечницу, выгуливаются по выходным выпить пива под оркестр, который и по сей день наяривает марши. Причем, примерно те же, что и в достопамятном 1933 году.
А нашим старикам до конца жизни оставаться один на один с той войной — что они видят, когда слезы застилают экран? 1942-ой? Мне вот свекр на днях рассказывал, как через их деревню прошли сначала на восток наши отступающие части, а потом двое суток грохотал нескончаемый поток немецких войск: танки, грузовики, мотоциклы, легковушки… Страшно, говорит, было просто трындец. Увидел танк с крестом в новостях — заплакал. Молча. Голову наклонил и слезы на котлету медленно кап. кап. кап. Как очень точно сказал по этому поводу фронтовик Константин Симонов, «она такой вдавила след и стольких наземь положила, что двадцать лет и тридцать лет живым не верится, что живы…»
Есть ли у меня личные счеты с НАТО? А то. У меня есть личные счеты ко всем, из-за кого мы потеряли 27 миллионов наших граждан, ко всем, из-за кого мы и 50, и 70 лет ищем своих погибших по всем братским могилам (помните «Влюблен по собственному желанию» — чем девушка занималась в свободное время?), ко всем, из-за кого мы вглядываемся в раскопанные солдатские медальоны и передаем крохи информации по всем соцсетям — ну а вдруг?!
И просьба есть к нашим ребятушкам на ленточке: можно, пожалуйста, вас попросить хоть один раз вдарить за наших стариков? За тех, кто всю эту хуету проходит по второму разу? За всех, кто беззвучно и очень беспомощно плачет, вглядываясь в сводки новостей. Уверена, так или иначе, мои мысленные запросы до ребят долетят.
За наших стариков, за их страдания в Великую Отечественную и, главное, за их бессильные слезы сейчас — триста! тридцать! три!!!
И да, мне очень жаль, что прилетит всего лишь по шестеркам, но я очень надеюсь дожить и посмотреть на «всех тварей в труху»
